О некоторых тенденциях в развитии уголовно-процессуального доказательственного права

Неотложной проблемой развития уголовно-процессуального права России являются деформализация досудебного доказывания и отказ от следственной формы подготовки материалов сторонами, которые могут содержать доказательственную информацию для суда. Необходимо снять различия между доследственными и следственными способами получения «доказательств». Гласные и негласные следственные действия должны в равной степени формировать фактические данные, из которых в суде формируются судебные доказательства. Вся досудебная подготовка фактических материалов для формулирования и выдвижения обвинения, принятия иных процессуальных решений должна проводиться любыми незапрещёнными законом способами. Все эти меры давно известны и многократно обсуждались, их затягивание свидетельствует скорее сего о неготовности общества (в том числе юридического сообщества) к подобному роду переменам. Есть и объективные препятствия для их свершения: несформированность институтов правового государства, в первую очередь – независимой судебной власти, зачаточное состояние гражданского общества.

Автор: Пастухов П.С.

В ряде современных работ по теории уголовно-процессуальных доказательств утверждается о необходимости коренной реформы современного доказательственного права. При этом как о само собой разумеющемся утверждается, что состязательная парадигма – единственная модель познавательной деятельности в уголовном процессе, к которой надо стремиться [1, с. 3, 4.].

Между тем, в изменениях уголовно-процессуального законодательства можно усмотреть различные, подчас противоречивые тенденции. Рассмотрим наиболее характерные изменения уголовно-процессуального закона, которые подтверждают предложенный нами тезис.

Прежде всего, надо указать на Федеральный закон от 4 марта 2013 г. №23-ФЗ «О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации»[2]. Замысел законодателя состоял в создании новой эффективной сокращенной формы досудебного производства по уголовным делам. В целом этот замысел успешно реализовался и сокращённое дознание заработало.

Несмотря на то, что правовые предписания главы 32.1 УПК РФ, введённой указанным законом, главным образом адресованы участникам сокращённого дознания, тем нее менее они существенным образом меняют общий правовой формат доказательственной деятельности. Мы разделяем мнение о том, что данным законом был введён ряд важных нововведений в отечественное доказательственное право: в нём имеет место попытка пересмотреть традиционную – следственную парадигму доказательства и доказывания (в частности, допустимости, достаточности доказательств, способов доказывания, проверки доказательств и пр.) [3, с. 29-32.]. Это означает, что замысел законодателя не ограничивался созданием только сокращённой формы дознания, но преследовал более отдалённые цели. Можем предположить, что создаётся новая концепция доказательственного права, поскольку пороки существующей уже более, чем очевидны.

Следует согласиться с тем, что Федеральный закон №-23 еще более укрепил тенденцию на законодательное закрепление договорного способа установления фактов по делу. Если ранее наша правовая доктрина совершенно отрицала такую возможность, то новые формы, предусмотренные главами 40, 40.1, 32.1 УПК РФ, а также ряд других, напротив, основываются на подобном способе. Суть его состоит в том, что факты, не оспариваемые сторонами, принимаются судом за доказанные, бесспорные факты.

Представляет интерес правовая норма, содержащаяся в ч. 3 ст. 226.5 УПК РФ. Она разрешает дознавателю не производить следственные и процессуальные действия, направленные на установление фактических обстоятельств, сведения о которых содержатся в материалах проверки сообщения о преступлении, если такие сведения отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам УПК РФ. Тем самым, осуществлено уравнивание в доказательственном значении материалов доследственной проверки (объяснений, акта специалиста) с «настоящими» доказательствами (ч. 1.2 ст. 144; ч. 4 ст. 226.5 УПК РФ). Обвинение может основываться на материалах, полученных путем проведения «проверочных действий», т.е. в ходе т.н. доследственной проверки. Следственные действия получают вообще субсидиарное значение в доказывании, хотя по существующей правовой доктрине они являются основным способом собирания доказательств [2, с. 29-32.]. Можно согласиться с тем, что наметилась четкая тенденция на слияние дознания (уголовно-процессуальной деятельности) и предварительной, доследственной проверки («альтерпроцессуальной» деятельности) по установлению фактических обстоятельств дела.

Не менее важны для доказательственного права изменения, внесённые Федеральным законом от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ в главу 19 УПК РФ. Так, произошло расширение перечня проверочных действий, разрешаемых проводить до возбуждения уголовного дела (ст. 144 УПК РФ). Перечень ранее допустимых законом следственных действий расширился за счет включения в него назначения и производство судебной экспертизы, получения образцов для сравнительного исследования. Кроме того, правоприменитель, обрел законное, а не фактическое, право на взятие объяснений и истребование предметов и документов (хотя о последнем говорилось ранее в ч. 4 ст. 21 УПК РФ).

Заслуживает внимания формулировка об изъятии предметов и документов, в порядке, установленном Кодексом (ч. 1 ст. 144 УПК РФ). Очевидно, что под него может подпадать гласное оперативно-розыскное мероприятие, предусмотренное п. 8 ч. 1 ст. 6 Федерального закона об ОРД: обследование помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств.

Весьма радикальное нововведение содержится в части 1.2 статьи 144 УПК РФ, суть его состоит в том, что полученные в ходе проверки сообщения о преступлении сведения могут быть использованы в качестве доказательств при условии соблюдения положений статей 75 и 89 УПК РФ. Значит, материалы, отвечающие указанным требованиям, имеют доказательственное значение.

Впрочем, по мнению многих авторов, эта новелла вряд ли даст ожидаемый позитивный эффект [4, с. 12-19.], в виду своей половинчатости и сохранения в неизменном виде инквизиционного порядка досудебного производства. Здесь мы переходим к самой больной проблеме отечественной теории доказательств и доказательственного права, а именно: разграничение процессуальной и непроцессуальной деятельности по получению доказательств.

Полагаем, что неотложной проблемой развития уголовно-процессуального права России являются деформализация досудебного доказывания и отказ от следственной формы подготовки материалов сторонами, которые могут содержать доказательственную информацию для суда. Необходимо снять различия между доследственными и следственными способами получения «доказательств». Гласные и негласные следственные действия должны в равной степени формировать фактические данные, из которых в суде формируются судебные доказательства. На пути этих преобразований стоит стадия возбуждения уголовного дела, следственная форма досудебного производства по уголовным делам. Поэтому от этих атрибутов инквизиционного процесса необходимо отказываться. Вся досудебная подготовка фактических материалов для формулирования и выдвижения обвинения, принятия иных процессуальных решений должна проводиться любыми незапрещёнными законом способами.

Все эти меры давно известны и многократно обсуждались, их затягивание свидетельствует скорее сего о неготовности общества (в том числе юридического сообщества) к подобному роду переменам. Есть и объективные препятствия для их свершения: несформированность институтов правового государства, в первую очередь – независимой судебной власти, зачаточное состояние гражданского общества.

В завершённом виде позиции Конституционного Суда РФ относительно разумной активности суда в условиях состязательной процедуры судебного разбирательства отражена в постановлении Конституционного Суда РФ от 2 июля 2013 г. № 16-П «По делу о проверке конституционности положений части 1 ст. 237 УПК РФ в связи жалобой гражданина Республики Узбекистан Б.Т. Гадаева и запросом Курганского областного суда» [5]. В данном постановлении Конституционный Суд РФ сделал важный шаг в развитие линии своих рассуждений о пределах правоусмотрения судьи при принятии решения о возвращении уголовного дела прокурору. При этом Конституционный Суд РФ однозначно определил роль суда как органа, самостоятельно, независимо от позиции того или иного участника процесса, по своему внутреннему убеждению оценивающего обстоятельства конкретного дела и принимать процессуальные решения. При этом суд вправе исправлять допущенные органами предварительного расследования нарушения или ошибки, принимать меры к восполнению доказательств. Таким образом, суд должен занимать активное, а не пассивное, положение в процессе, чем и из чего и вытекает его полномочие на направление уголовного дела прокурору для производства дополнительного расследования и восполнения неполноты досудебного производства.

Полагаем, что последнее из проанализированных нами решений Конституционного Суда РФ имеет принципиальное значение для формирования отечественной доктрины доказательственного права, отличительной чертой которого является активность суда в уголовно-процессуальном доказывании.

В заключение нельзя не упомянуть и о последствиях для уголовно-процессуальной деятельности по борьбе с преступностью Федерального закона № 207 [6], которым дела о мошенничестве переведены в категорию частно-публичного обвинения. Из смысла части третьей ст. 20 (в ред. ФЗ № 207) вытекает, что создана специфическая категория дел частно-публичного обвинения, исключающая возможность решения хозяйственного спора посредством уголовного преследования, которая включает в себя преступления, предусмотренные статьями 159-159 (мошенничество), 160 (присвоение или растрата), 165 (причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием) УК РФ.

Нельзя не разделить озабоченности, прозвучавшей в ряде публикаций, в связи с тем, что публично правовая деятельность оперативных подразделений по выявлению преступных мошеннических действий, изобличению мошенников, раскрытию данной категории преступления теперь поставлена в зависимость от позиции потерпевшего. По мнению некоторых комментаторов, выявление, предупреждение, пресечение и раскрытие преступлений в сфере экономической деятельности, а также выявление и установление лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших не входит теперь в число задач оперативных подразделений органов внутренних дел, других правоохранительных органов [4, с. 77-82].

В зависимость от воли потерпевшего попали органы следствия, прокуратура, которые связаны в принятии решения о возбуждении уголовных дел данной категории, о привлечении к уголовному преследованию мошенников. До тех пор, пока потерпевший от преступных действий не обратится с официальным заявлением с требованием о возбуждении уголовного дела, следователь не возбудит уголовное дело. Таким образом, получение доказательственной информации по делам о мошенничестве существенно затруднено, что, на наш взгляд, чревато ослаблением борьбы с данным видом преступлений в сфере экономической, предпринимательской деятельности.

В итоге получается, что наше доказательственное право реформируется не вполне последовательно, наряду с бесспорными достижениями в виде деформализации получения доказательств, в нем появляются какие-то изъятия по некоторым категориям уголовных дел (в отношении предпринимателей). Это не может не иметь негативных последствий для уголовной политики.

Литература

1. Александров А.С., Бостанов Р.А. Использование производных доказательств в уголовном процессе: монография. М.: Юрлитинформ, 2013.
2. О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: Федеральный закон от 4.03.2013 № 23-ФЗ // Российская газета. 2013. 6 марта.
3. Александров А.С., Лапатников М.В. Старые проблемы доказательственного права в новой уголовно-процессуальной упаковке «сокращенного дознания» // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД РФ, 2013. № 22.
4. Александров А.С., Лапатников М.В. Сокращенное дознание: устаревшее новшество // Уголовный процесс. 2013. № 4.
5. Александров А.С., Александрова И.А. Частно-публичное уголовное преследование по делам о мошенничестве // Уголовное право. 2013. № 2.
6. По делу о проверке конституционности положений части 1 ст. 237 УПК РФ в связи жалобой гражданина Республики Узбекистан Б.Т. Гадаева и запросом Курганского областного суда: постановление Конституционного Суда РФ от 2.07.2013 № 16-П // Российская газета. 2013. 12 июля.
7. О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации: Федеральный закон Российской Федерации от 29.11.2012 № 207-ФЗ // Российская газета. 2012. 3 декабря.

Опубликовано: Совершенствование деятельности правоохранительных органов по борьбе с преступностью в современных условиях. 1-2 ноября 2013, Тюменская государственная академия мировой экономики, управления и права (г. Тюмень).