Форма вины в неоконченных преступлениях

Конструкция неоконченных преступлений, основывающаяся на зависимости ответственности за него (в части квалификации и определения размера наказания) от ответственности за оконченное преступление, приемлема только для прямоумышленных преступлений. Для прерванных преступлений, совершаемых с иной формой вины (при наличии необходимости в их криминализации), необходимо искать другие правовые конструкции: таковой в настоящее время является и вполне может продолжать оставаться в будущем конструкция состава создания реальной опасности, в рамках которой прерванное преступление рассматривается, тем не менее, как оконченное.

Автор: Хабаров А.В.

Господствующей в российской уголовно-правовой науке является точка зрения, согласно которой стадии совершения преступления можно выделять только применительно к умышленной (а чаще – даже только прямоумышленной) преступной деятельности.

Например, Н.Д. Дурманов писал по этому поводу: «Общественно опасная умышленная деятельность по совершению преступления, поскольку она представляет собой процесс, протекающий в объективном мире, характеризуется тем, что лицо, совершающее умышленное преступление, еще до начала действия, направленного к совершению преступления, уже имеет результат в своем представлении… Таким образом, только преступление, являющееся реализацией умысла, может проходить определенные стадии» [2, с. 6]. Аналогичные мысли высказываются и многими другими авторами [1, с. 95 – 96; 6, с. 97; 8, с. 127].

Главной причиной такого подхода представляется неразделение большинством ученых стадий совершения преступления и института неоконченного преступления, прерванной преступной деятельности. Соответственно, авторы, их разграничивающие, не считают чем-то противоестественным выделение стадий совершения неосторожных преступлений и преступлений с косвенным умыслом.

Так, Н.Ф. Кузнецова писала: «Каждое преступление, в том числе и совершенное с косвенным умыслом и по неосторожности, развивается во времени и пространстве, проходит определенные стадии развития от возможного к действительному» [7, с. 135]. А вот прерванная преступная деятельность в неосторожных преступлениях и преступлениях с косвенным умыслом, по ее мнению, невозможна: «Ненаступление преступного результата по независящим от лица обстоятельствам имеет место только в преступной деятельности, совершаемой с прямым умыслом» [7, с. 136]. Позднее она же писала, что хотя неосторожные преступления также имеют временную протяженность, до наступления вредных последствий они не признаются общественно опасными и потому остаются нейтральными в уголовно-правовом отношении [9, с. 364].

Обстоятельной критике подверг подход, согласно которому стадийное развитие свойственно только умышленной преступной деятельности, А.П. Козлов: «Любая преступная деятельность вне зависимости от специфики психического отношения развивается динамично и проходит те или иные этапы. Отрицание данного вывода приведет к рассмотрению указанных преступлений как статичных, застывших во времени и пространстве явлений. Абсурдность подобного очевидна» [5, с. 37]. На основе всего изложенного автор предлагает систему стадий преступлений, совершаемых с косвенным умыслом или по неосторожности, имея в виду, что при таких преступлениях общественно опасный результат носит побочный характер, и соотнося ее со стадиями деятельности (правомерной или общественно опасной), направленной на достижение желаемого результата [5, с. 117 – 125].

Противоречива позиция по данному вопросу М.П. Редина. В принципе, он не отрицает возможность выделения стадий совершения преступления в преступлениях с различной формой вины. В связи с этим, для обозначения этапов, которые проходят в своем развитии именно прямоумышленные преступления, им предлагается использовать выражение «стадии осуществления преступного намерения» [11, с. 12, 17]. Затем, однако, им указывается, что стадии возможны лишь при реализации преступлений, совершаемых с прямым умыслом. «Это обусловлено тем, что стадии представляют собой определенные этапы реализации преступного умысла, направленного на осуществление конкретного преступления, а потому являются целенаправленной преступной деятельностью» [10, с. 24]. Тавтологичность подобного объяснения (стадии возможны только при совершении прямоумышленных преступлений, т.к. представляют собой этапы реализации преступного умысла) слишком бросается в глаза. А если лицо осуществляет деятельность с другой целью (не причинения общественно опасных последствий), этапы ее реализации нельзя именовать стадиями? Почему?

Из того, что стадии совершения присущи всем преступлениям, а не только прямоумышленным, А.П. Козлов делает вывод о возможности их прерванности на каком-то этапе развития, в связи с чем действия, совершаемые с косвенным умыслом или по неосторожности, могут быть определены как неоконченное преступление. Неприемлемость неоконченной преступной деятельности в неосторожных преступлениях никем, по его мнению, не доказана. Нельзя даже просто говорить, что при совершении преступления с прямым умыслом его прерывание криминально значимо, а при совершении преступления с иной формой вины – хотя и возможно, но непреступно. В наиболее значимых с позиции уголовного права случаях законодатель формулирует в Особенной части закона самостоятельные нормы, отражающие неоконченную преступную неосторожную деятельность: составы поставления в опасность, т.е. деяния, обязательным признаком которых является возникновение угрозы наступления определенных общественно опасных последствий (ч.1 ст.215, ч.1 ст.217, ч.1 ст.247 УК РФ) [5, с. 179 – 189].

Мы не собираемся оспаривать наличие динамики у преступлений, совершаемых с косвенным умыслом или по неосторожности, возможности выделения в них стадий создания условий и незавершенного исполнения. Естественно, что и такая деятельность (непрямоумышленная) может быть прервана до ее завершения и может быть криминализирована законодателем, если он сочтет ее достаточно опасной.

Но возникает вопрос: причем здесь неоконченные преступления? Все существующие примеры криминализации прерванной преступной деятельности, характеризующейся иной формой вины, нежели прямой умысел, связаны с формулированием законодателем в Особенной части уголовного закона самостоятельных составов преступлений. Во всех таких составах прерванная (незавершенная) преступная деятельность без прямого умысла должна рассматриваться как оконченное преступление. Да, можно сказать, что в таких случаях (как и в усеченных составах преступлений) законодатель условно признает юридически оконченной фактически неоконченную преступную деятельность. Но очевидно, что к данным случаям не применяются ни правила квалификации неоконченных преступлений, ни правила назначения наказания за таковые, ни какие-либо другие положения УК РФ о неоконченных преступлениях.

Тогда возникает новый вопрос: а есть ли возможность и целесообразность законодательного оформления конструкций неоконченных преступлений, совершенных с иной формой вины, нежели прямой умысел? Представляется, что всерьез говорить об этом в условиях существующей уголовно-правовой доктрины и системы уголовного законодательства просто невозможно.

Главное здесь не в том, что целесообразность общей криминализации прерванной преступной деятельности, осуществляемой с косвенным умыслом или по неосторожности, отсутствует. Гораздо важнее устоявшееся в российском уголовном праве учение о правилах квалификации преступлений при различных видах умысла: как известно, при наличии у лица вины в форме прямого умысла поведение лица квалифицируется в зависимости от желаемого результата (если такой желаемый результат не наступил, имеет место покушение на его причинение); при косвенном умысле (тем более, при неосторожности) действия лиц квалифицируются по фактически наступившим последствиям, т.е. не наступивший результат (пусть возможность его наступления предвиделась виновным либо могла и должна была предвидеться им) лицу не вменяется [8, с. 127 – 128].

Это положение неоднократно подтверждалось и в судебной практике (например, в пункте 2 Постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 27 января 1999 года № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст.105 УК РФ)») и не оспаривается даже главным сторонником неоконченных преступлений без прямого умысла [4, с. 671]. Однако, если распространить конструкцию неоконченного преступления на преступления, совершенные с косвенным умыслом или по неосторожности, о данных правилах квалификации можно забыть. Круг возникающих в таком случае практических проблем даже не стоит пытаться очертить. Например, такой вид тяжкого вреда здоровью, как вред, опасный для жизни, утратит свое значение, поскольку при его причинении всегда придется вести речь о покушении на убийство.

Думается, что конструкция неоконченных преступлений, основывающаяся на зависимости ответственности за него (в части квалификации и определения размера наказания) от ответственности за оконченное преступление, приемлема только для прямоумышленных преступлений. Для прерванных преступлений, совершаемых с иной формой вины (при наличии необходимости в их криминализации), необходимо искать другие правовые конструкции: таковой в настоящее время является и вполне может продолжать оставаться в будущем конструкция состава создания реальной опасности, в рамках которой прерванное преступление рассматривается, тем не менее, как оконченное.

Изложенное выше не позволяет согласиться и с предложениями правил квалификации противоположного характера, например, высказанным Н.В. Иванцовой. В целях единообразного применения положений УК РФ она предлагает использовать в квалификационной деятельности органов уголовного судопроизводства следующее правило: «Если умысел виновного лица был направлен на достижение определенного преступного результата либо на совершение преступления при определенных обстоятельствах, но по независящим от воли виновного лица причинам преступный результат не наступил, либо преступление было совершено не при задуманных обстоятельствах, действия такого лица должны быть квалифицированы, исходя из наступивших последствий или исходя из сложившихся обстоятельств («квалификация по факту»). Такое правило квалификации соответствует статье 14 УК РФ, исключающей признание замысла лица на свершение преступления преступным деянием» [3, с. 15]. Таким образом, фактически предлагается во всех случаях использовать квалификационное правило, которое в настоящее время применяется в отношении косвенного умысла.

Соглашаться с этим никак нельзя. Во-первых, это фактически стирает грань между прямым и косвенным умыслом и их разделение в уголовном законе лишается какого бы то ни было смысла. Во-вторых, квалификация содеянного при прямом умысле в зависимости от его направленности ничуть не противоречит ст. 14 УК РФ, т.к. подразумевает ответственность не за сам замысел лица, а за совершенные им действия во исполнение такого замысла, пусть и не доведенные до конца. В-третьих, применяемые в современной практике правила квалификации деяния при прямом умысле вытекают из норм УК РФ о неоконченном преступлении. Внедрение в качестве общего правила «квалификации по факту» фактически приведет к смерти данного института.

Однако, готовность уголовного права к жизни без института неоконченного преступления что-то вызывает слишком большие сомнения, да и сама Н.В. Иванцова это не оспаривает. Можно было бы сказать, что предложение о «квалификации по факту» касается лишь тех случаев, когда фактически совершенное деяние также представляет собой преступление (в частности, повлекло какие-то общественно опасные последствия, хотя и не те, что желал виновный), а потому институт неоконченного преступления останется необходимым для ситуаций, когда никаких общественно опасных последствий не наступило. Но в этом случае общая система правил квалификации преступлений потеряет свою стройность и будет совершенно не согласована с нуждами дифференциации ответственности.

Простой пример: лицо, пытавшееся причинить смерть другому лицу, но причинившее, допустим, лишь вред здоровью средней тяжести, должно будет нести ответственность по ст. 112 УК РФ, тогда как совершение аналогичного деяния, которое вообще не привело к причинению какого-либо вреда, должно квалифицироваться по ч. 3 ст. 30, ст. 105 УК РФ. Очевидно, что первое из названных деяний опаснее второго, но уголовная ответственность за второе деяние окажется значительно строже.

Итак, несмотря на возможность стадийного развития совершения любого преступления, конструкция неоконченных преступлений с присущими ей правилами квалификации и иными правовыми последствиями должна применяться исключительно к деяниям, совершаемым с прямым умыслом. Прерванная общественно опасная деятельность, совершаемая с косвенным умыслом или по неосторожности, может криминализироваться законодателем путем конструирования самостоятельным составов создания реальной опасности как оконченных преступлений, т.е. за рамками института неоконченного преступления.

Литература

1. Благов Е.В. Квалификация преступлений (теория и практика). Ярославль: Изд-во Яросл. ун-та, 2003.
2. Дурманов Н.Д. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955.
3. Иванцова Н.В. Отражение и оценка общественно опасного насилия в уголовном праве: вопросы теории и практики: Автореферат дисс. … докт. юрид. наук. Казань, 2005.
4. Козлов А.П. Понятие преступления. СПб: Издательство «Юридический центр Пресс», 2004.
5. Козлов А.П. Учение о стадиях преступления. СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2002.
6. Корнеева А.В. Теоретические основы квалификации преступлений: учеб. пособие / под ред. А.И. Рарога. М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2006.
7. Кузнецова Н.Ф. Ответственность за приготовление к преступлению и покушение на преступление по советскому уголовному праву. М., 1958.
8. Куринов Б.А. Научные основы квалификации преступлений. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984.
9. Курс уголовного права. Общая часть. Том 1: Учение о преступлении. Учебник для вузов / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой. М.: ИКД «Зерцало-М», 2002.
10. Редин М.П. Преступления по степени их завершенности. Монография. М.: Издательство «Юрлитинформ», 2006.

Опубликовано: Уголовное право на рубеже тысячелетий: Материалы региональной научно-практической конференции (21 ноября 2007 г.) / Под общ. ред. А.И. Числова и А.В. Шеслера. Тюмень: Тюменский юридический институт МВД России, 2008. С.22 – 25.