Если вам нужен бесплатный совет или консультация
опытного юриста, задайте свой вопрос прямо сейчас
Задать вопрос
Главная / Криминология / Парадигма взаимодействия уголовного права и криминологии (на примере криминологической теории насильственной преступности)

Парадигма взаимодействия уголовного права и криминологии состоит в активном обмене между ними научной информацией. Данный процесс должен носить двусторонний характер, в этом случае криминология и уголовное право будут взаимно обогащать друг друга. Нельзя недооценивать тот факт, что криминология в исследовании собственных проблем должна опираться, помимо прочего, и на данные науки уголовного права. Это залог обоснованности и научной достоверности криминологических рекомендаций для уголовного правотворчества.

характеристика насильственной преступности

Автор: Шарапов Р. Д.

Одним из важнейших требований, предъявляемых к нормам права, является их социальная обусловленность, т. е. адекватное отражение в правовых установках существующих жизненных реалий и тенденций развития общественных отношений. В сфере уголовного правотворчества данное требование означает необходимость криминологического обоснования принимаемых законодателем решений, их соответствие криминальной обстановке в стране и перспективам ее развития.

Общеизвестно, что для уголовного права источником сведений о преступности, ее параметрах и прогнозах является криминология. А криминологическая экспертиза уголовно-правовых норм и уголовно-правовое прогнозирование, провозглашаемые учеными в качестве насущной задачи для законодателя, выступают непременным залогом жизнеспособности и эффективности применения этих норм [1]. Развитие идеи криминологической экспертизы законопроектов в области уголовного законодательства (и не только уголовного) стало весомым шагом на пути сближения уголовного права и криминологии, чего не доставало этим двум, казалось бы, родственным наукам на всем протяжении ХХ столетия.

В одном из наиболее ярких исследований на эту тему отмечается, что исторически произошедшее обособление уголовного права и криминологии привело к ряду негативных последствий в виде «излишней догматизации уголовного права, оторванности уголовного законодательства от социально-политических, экономических, духовных и прочих реалий общества, от международной обстановки, а также бесплодности криминологических изысканий и рекомендаций» [2].

При таком положении дел роль криминологических знаний для современного уголовного права трудно переоценить. Недаром ученые выражают надежду на появление актуальнейшей для начала третьего тысячелетия отрасли – криминологии уголовного закона, имеющей своим предметом криминологическое осмысление уголовной юстиции как функциональной системы, представляющей собой единство законодательства и правоприменительной деятельности [3].

Между тем процесс воссоединения уголовно-правовых и криминологических знаний, если его представлять только в контексте криминологической обоснованности уголовного закона, выглядит односторонне. При таком положении роль криминологии низводится до уровня науки, призванной обслуживать уголовное право, и мало чего получающей взамен от последнего. Упускается из виду влияние уголовного права на криминологию. В результате наблюдается некоторая оторванность отдельных криминологических исследований от уголовно-правовой доктрины, их деюридизация, проявляющаяся, например, в игнорировании системы норм уголовного законодательства России, языка отечественного уголовного закона при формулировании криминологических рекомендаций.

В итоге вносятся предложения дополнить УК РФ вычурными определениями некоторых уголовно-правовых понятий, которые мало пригодны для правоприменителя, а также советы по криминализации определенных форм общественно опасного поведения, в то время как последние уже криминализированы.

Например, деюридизированной и совершенно отвлеченной от уголовного права представляется рекомендация И. А. Петина дополнить УК РФ следующим определением насилия: «Под насилием в настоящем Кодексе понимаются действия в открытой или скрытой форме, направленные против жизни и неприкосновенности человека, совершенные по мотиву причинения вреда правам, свободам или законным интересам человека» [4].

Д. А. Шестаков выражает сожаление, что «в новом Уголовном кодексе России, страны, которая в недавнем прошлом более чем какая-либо другая погрязла в политическом терроре, не предусмотрена уголовная ответственность за организацию массовых репрессий» [5]. На самом деле ответственность за подобного рода деяния предусмотрена сразу в нескольких статьях уголовного закона только под другими названиями (ст. ст. 105, 285, 286, 299, 301, 305, 357 УК РФ).

Аналогичным образом излишнюю, на наш взгляд, рекомендацию дает И. В. Лукьянова, полагающая, что такие виды угроз, как угроза заражением вирусом смертельной болезни, угроза применением физического насилия к лицу, имеющему сердечно-сосудистые заболевания, создающая опасность гибели человека, угроза похищения близких потерпевшему лиц, угроза изнасилованием остаются за рамками составов преступлений, предусмотренных ст. 318 и ст. 321 УК РФ.

Констатируя пробел в уголовном законе, И. В. Лукьянова предлагает расширить объективную сторону указанных преступлений за счет включения в диспозиции соответствующих статей «угрозы причинением вреда иным правоохраняемым интересам» [6]. Между тем при более пристальном рассмотрении перечисленных видов угроз оказывается, что криминализация их в ст. ст. 318, 321 УК РФ уже состоялась. По существу, все они образуют частные случаи (и надо признать, нетрадиционные) угрозы применения насилия, которая образует объективную сторону упомянутых посягательств.

Прав С. Ф. Милюков, который утверждает, что «нормы Особенной части многократно «перекрывают» круг криминализированных поступков человека и поэтому введение тех или иных статей в Особенную часть или, напротив, исключение из нее таковых далеко не всегда приводит к криминализации или декриминализации» [7].

Читайте также:  Социально-правовая обусловленность конструирования «усеченных» составов преступлений

Парадигма взаимодействия уголовного права и криминологии состоит в активном обмене между ними научной информацией. Данный процесс должен носить двусторонний характер, в этом случае криминология и уголовное право будут взаимно обогащать друг друга. Нельзя недооценивать тот факт, что криминология в исследовании собственных проблем должна опираться, помимо прочего, и на данные науки уголовного права. Это залог обоснованности и научной достоверности криминологических рекомендаций для уголовного правотворчества.

Некоторые аспекты затронутого вопроса мы попытаемся осветить на примере криминологической теории насильственной преступности.

В структуре мировой преступности по разным оценкам насильственная преступность составляет от 4–6 до 20 % от общего количества всех преступлений [8]. Объем и уровень насильственной преступности считаются одними из ярких показателей криминальной пораженности общества. Неслучайно в уголовной статистике многих стран мира насильственная преступность в том или ином виде отражается отдельной строкой [9].

Но вопрос состоит в другом: во-первых, какую преступность считать насильственной, какие преступления относить к данной группе и, во-вторых, регистрация каких видов преступлений обеспечивает репрезентативность вывода о состоянии насильственной преступности в целом?

Впрочем, первый из заданных вопросов может показаться в некоторой степени банальным и не имеющим на сегодняшний день актуальности. Например, В. В. Лунеев считает, что в принципиальном плане понимание насильственной преступности особой трудности не представляет. Он пишет: «Основным отличительным признаком этой категории самых опасных преступлений является физическое (психическое) насилие над потерпевшим (жертвой) или угроза его применения» [10].

В оценке насильственной преступности как группы посягательств, «в механизме совершения которых присутствует физическое или психическое насилие над личностью, в качестве способа, средства достижения преступной, антиобщественной цели», сходятся и многие другие криминологи [11]. Следовательно, криминологически значимым признаком, предопределяющим понимание насильственной преступности, является способ преступлений данной группы, а именно физическое и психическое насилие. «В этой-то уголовно-правовой материи, – как точно отмечает В. В. Лунеев, – и сосредоточены основные понятийные трудности» [12]. Их преодоление, очевидно, является задачей не криминологии, а теории уголовного права.

Отсутствие детально разработанного понятия насилия в уголовном праве не способствует однозначному пониманию содержания насильственной преступности в криминологии. В частности, отмеченное единодушие мнений относительно критериобразующего признака насильственной преступности исчезает, когда речь заходит о конкретном круге преступлений, причисляемых к категории насильственных.

Так, С. В. Максимов очерчивает насильственную преступность двумя перечнями преступлений. Первый перечень характеризует насильственную преступность в узком значении понятия и включает так называемые индексные преступления, которые наиболее значимы для уголовной регистрации (умышленные убийства, умышленные телесные повреждения, изнасилование, похищение человека, соединенное с физическим насилием, незаконное лишение свободы, сопровождавшееся причинением физических страданий потерпевшему, захват заложников).

В широком значении понятия к насильственной преступности наряду с указанными посягательствами, по мнению С. В. Максимова, относятся террористический акт, терроризм, посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа или военнослужащего, насильственные действия, дезорганизующие деятельность исправительных учреждений, бандитизм, совершаемый с целью насилия, насильственные воинские преступления [13]. Характерно то, что одним из критериев причисления преступлений к числу насильственных ученый избрал умышленную форму вины, о чем свидетельствует указание в определении насильственной преступности на цель данных преступлений – лишение человека жизни, причинение вреда его здоровью, физической свободе, телесной неприкосновенности.

Напротив, А. В. Наумов, отмечая, что насильственные преступления, как правило, характеризуются умышленной виной, допускает отнесение к насильственным и неосторожных преступлений, например, причинение смерти по неосторожности, когда это стало результатом умышленных действий, в частности побоев [14].

П. Пономарев и А. Ильяшенко насильственным предлагают считать «умышленное преступление, посягающее на жизнь или здоровье другого человека, совершаемое путем противоправного непосредственного воздействия на его организм, органы, ткани либо физиологические функции или путем реальной угрозы такого воздействия, оказывающего противоправное влияние на его психику» [15].

Среди многочисленных недостатков данного определения наиболее отчетливо видны два из них: во-первых, к числу насильственных преступлений отнесены только такие умышленные деяния, которые посягают на жизнь или здоровье человека, в то время как посягательства на личную свободу потерпевшего, например, похищение человека, незаконное лишение свободы и др., без сомнения, являющиеся насильственными по своей природе, формально таковыми не считаются; во-вторых, психическое насилие, как один из способов насильственного преступления, исчерпывается угрозой физического насилия без учета того, что в российском уголовном праве такая трактовка психического насилия безнадежно устарела [16].

Читайте также:  К вопросу о видах освобождения от наказания и их подразделении на условные и безусловные

О. В. Старков под насильственными преступлениями понимает «любые общественно-опасные и уголовно-противоправные деяния, совершаемые путем причинения физического вреда, душевной травмы, ограничения свободы волеизъявления человека, имущественного ущерба или угрозы такового без корыстной цели, а также путем экономического и (или) социального уничтожения и порождаемые агрессивной криминогенной мотивацией и конфликтной криминогенной ситуацией» [17].

Cтоит обратить внимание на то, что к разряду насильственных преступлений О. В. Старков причисляет посягательства, связанные с уничтожением или повреждением имущества, в частности хулиганство, сопровождающееся уничтожением или повреждением чужого имущества (ст. 213 УК РФ), вандализм (ст. 214 УК РФ), массовые беспорядки, сопровождающиеся погромами, поджогами, уничтожением имущества (ст. 212 УК РФ), и «другие имущественные насильственные посягательства на общественный порядок и общественную безопасность» [18]. Автор объединяет данные преступления в группу так называемого имущественного насилия, что весьма спорно с уголовно-правовой точки зрения.

Аналогичным образом расширяют круг насильственных преступлений Ю. М. Антонян и В. А. Верещагин, причисляя к таковым посягательства, которые с точки зрения объекта и способа совершения трудно назвать насильственными: умышленные уничтожение или повреждение имущества (ст. 167 УК РФ), бандитизм (ст. 209 УК РФ), вандализм (ст. 214 УК РФ), жестокое обращение с животными (ст. 245 УК РФ) [19].

В отечественной криминологической теории и материалах уголовной статистики насильственная преступность традиционно представлена лишь несколькими видами преступлений (так называемыми индексными преступлениями): убийство, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, изнасилование, разбой, насильственный грабеж, хулиганство, а также (с недавних пор) вымогательство, угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, захват заложника.

Считается, что «указанные насильственные посягательства образуют относительно самостоятельный «блок» преступлений, характеризующихся внутренним единством, обусловленным прежде всего социально-психологическим механизмом преступного поведения», в основе которого лежит агрессивно-пренебрежительное, жестокое отношение к человеку [20]. Состояние и динамика данных преступлений характеризуют преимущественно насильственную преступность в целом.

Однако не стоит забывать, что «ассортимент» насильственных преступлений, прописанный в действующем УК РФ (а это одна треть статей Особенной части), куда более богаче, чем их криминологическая выборка в виде девяти указанных выше видов посягательств. Как справедливо отмечает В. В. Лунеев, распределяясь по разным составам, видам и группам преступлений в УК РФ, в выпускаемых статистических сборниках насилие не представлено в полном объеме, что существенно ограничивает возможности общества по постижению социальной сути криминологической обстановки [21].

По нашему мнению, сложившаяся система индексных насильственных преступлений далеко не в полной мере отражает тот факт, что насилие является универсальным способом преступных посягательств, имеющим широкое распространение в различных сферах жизни социума. Данный тезис подтверждается тем, что формально из структуры насильственной преступности выпадает большой блок насильственных преступлений: криминальное насилие против представителей власти и лиц, содействующих правосудию, должностное насилие, политическое насилие, насилие среди военнослужащих, и др.

Таким образом, криминологическая характеристика насильственной преступности преподносится обществу в усеченном виде, криминологические параметры преступного насилия выводятся на основе регистрации узкой группы общеуголовных насильственных преступлений. Данное обстоятельство обедняет выводы и прогнозы криминологов относительно насильственной преступности в целом, что не может не сказаться на эффективности разрабатываемых мер по ее предупреждению.

Ценным является мнение В. В. Иванова о том, что для создания целостного представления о насильственных преступлениях целесообразно рассматривать данные деяния все вместе, т. е. независимо от того, в какой главе УК РФ они расположены [22]. Требование репрезентативности криминологической регистрации и анализа насильственной преступности диктует необходимость расширения перечня индексных насильственных преступлений.

Учитывая единый социально-психологический механизм различных видов преступного насилия, основным принципом построения системы индексных насильственных преступлений должен стать максимальный охват ею всего спектра их основных объектов. Криминологически значимая выборка насильственной преступности должна быть представлена типичными посягательствами данной категории из наибольшего количества глав Особенной части УК РФ.

На наш взгляд, к числу индексных насильственных преступлений следует отнести:

  1. убийство (ст. ст. 105–108 УК РФ);
  2. умышленное причинение тяжкого, средней тяжести и легкого вреда здоровью (ст. ст. 111, 112, 115 УК РФ);
  3. побои (ст. 116 УК РФ);
  4. истязание (ст. 117 УК РФ);
  5. угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью (ст. 119 УК РФ);
  6. похищение человека (ст. 126 УК РФ);
  7. незаконное лишение свободы (ст. 127 УК РФ);
  8. оскорбление (ст. 130 УК РФ);
  9. изнасилование и насильственные действия сексуального характера (ст. ст. 131, 132 УК РФ);
  10. неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего (ст. 156 УК РФ); 11) насильственный грабеж (п. «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ);
  11. разбой (ст. 162 УК РФ);
  12. вымогательство (ст. 163 УК РФ);
  13. принуждение к совершению сделки или к отказу от ее совершения (ст. 179 УК РФ); 15) превышение полномочий служащими частных охранных или детективных служб (ст. 203 УК РФ);
  14. терроризм (ст. 205 УК РФ);
  15. захват заложника (ст. 206 УК РФ);
  16. насильственное хулиганство (ст. 213 УК РФ);
  17. посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277 УК РФ);
  18. насильственное превышение должностных полномочий (п. «а» ч. 3 ст. 286 УК РФ);
  19. посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295 УК РФ);
  20. угрозу или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования (ст. 296 УК РФ);
  21. принуждение к даче показаний (ст. 302 УК РФ);
  22. посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317 УК РФ); 25) применение насилия в отношении представителя власти (ст. 318 УК РФ);
  23. оскорбление представителя власти (ст. 319 УК РФ);
  24. дезорганизацию деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества (ст. 321 УК РФ);
  25. насильственное самоуправство (ч. 2 ст. 330 УК РФ);
  26. сопротивление начальнику или принуждение его к нарушению обязанностей военной службы (ст. 333 УК РФ);
  27. насильственные действия в отношении начальника (ст. 334 УК РФ);
  28. нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности (ст. 335 УК РФ);
  29. оскорбление военнослужащего (ст. 336 УК РФ).
Читайте также:  Проблема применения уголовной статистики в исследовании преступности

Литература

  1. Милюков С. Ф. Российское уголовное законодательство: опыт критического анализа. – СПб, 2000. – С. 3–29; Клейменов М. П. Уголовно-правовое прогнозирование. – Томск, 1991. – С. 4.
  2. Милюков С. Ф. Указ. соч. – С. 29.
  3. Криминология – ХХ век. – СПб., 2000. – С. 11, 178.
  4. Петин И. А. Механизм преступного насилия. – СПб., 2004. – С. 71.
  5. Криминология – ХХ век. – СПб., 2000. – С. 9.
  6. Лукьянова И. В. Угроза как преступление: социальная обусловленность криминализации и проблемы ответственности. – Калуга, 2004. – С. 73–74.
  7. Милюков С. Ф. Указ. соч. – С. 31.
  8. Лунеев В. В. Преступность ХХ века. Мировые, региональные и российские тенденции. – М., 1999. – С. 214; Современные проблемы и стратегия борьбы с преступностью / Науч. ред. В. Н. Бурлаков, Б. В. Волженкин. – СПб., 2005. – С. 65.
  9. Лунеев В. В. Указ. соч. – С. 194–195.
  10. Лунев В. В. Указ. соч. – С. 193.
  11. Вандышев В. В. Криминальное насилие против личности // Современные проблемы и стратегия борьбы с преступностью / Науч. ред. В. Н. Бурлаков, Б. В. Волженкин. – СПб., 2005. – С. 61; Побегайло Э. Ф. Криминологическая характеристика насильственных преступлений и хулиганства // Криминология: Учеб. Гл. XI / Под ред. проф. Н. Ф. Кузнецовой, проф. Г. М. Миньковского. – М., 1998. – С. 279; Казакова В. А. Что такое насильственные преступления // Человек против человека. Преступное насилие: Сб. ст. – СПб., 1994. – С. 81; и др.
  12. Лунеев В. В. Указ. соч. – С. 193.
  13. Максимов С. В. Краткий криминологический словарь. – М., 1995. – С. 13–14.
  14. Наумов А. В. Уголовно-правовое значение насилия // Насильственная преступность. Гл. 3. – М. ‚ 1997. – С. 62.
  15. Пономарев П., Ильяшенко А. Проблемы совершенствования норм Общей части УК, влияющих на ответственность за насилие в семье // Уголовное право. – 2003. – № 3. – С. 48.
  16. Шарапов Р. Д. Понятие психического насилия в уголовном праве // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Сибирском регионе. Ч. 1. – Красноярск, 2005. – С. 223–228.
  17. Старков О. В., Милюков С. Ф. Наказание: уголовно-правовой и криминопенологический анализ. – СПб., 2001. – С. 272.
  18. Там же. – С. 271–272.
  19. Антонян Ю. М., Верещагин В. А. Состояние насильственной преступности в России // Агрессия и психическое здоровье. – СПб., 2002. – С. 24.
  20. Вандышев В. В. Указ. соч. – С. 62–63.
  21. Лунеев В. В. Указ. соч. – С. 196.
  22. Иванова В. В. Преступное насилие: Учеб. пособие для вузов. – М., 2002. – С. 71.

Опубликовано: Юридическая наука и правоохранительная практика. 2006. № 1 (1). С. 75-80.


Если информация, размещенная на сайте, оказалась вам полезна, не пропускайте новые публикации - подпишитесь на наши страницы:

А если информация, размещенная на нашем сайте оказалась вам полезна, пожалуйста, поделитесь ею в социальных сетях.