Апробация коррупционного индикатора в социально-экономическом развитии общества

Коррупционный потенциал представляет собой совокупность факторов и субъектов, создающих условия для деформации системы целеполагания, учитывающей индивидуальные и групповые интересы противопоставляемые общественно полезным интересам. Степень и содержание воздействия на личность в процессе коррекции мировоззрения зависит от предрасположенности индивида к коррупционной деятельности и, следовательно, возникает потребность в количественном и качественном измерении указанных наклонностей человека.

Автор: Грошев И.Л.

Коррупционный потенциал представляет собой совокупность факторов и субъектов, создающих условия для деформации системы целеполагания, учитывающей индивидуальные и групповые интересы противопоставляемые общественно полезным интересам. Поскольку понятие потенциала распространяется на всю сферу жизнедеятельности общества и индивида, определение количественных и качественных показателей именно коррупционного потенциала представляется весьма продуктивной задачей, решение которой определяет эффективность формирования общественного договора. Актуальными в связи с этим будут эмпирические социологические исследования, которые позволят произвести расчёт коррупционного потенциала, заложенного в обществе.

В феврале-апреле 2013 г. авторским коллективом кафедры Маркетинга и муниципального управления (Институт менеджмента и бизнеса Тюменского государственного нефтегазового университета) проведено социологическое исследование, целью которого стало выявление и оценка коррупционного потенциала учащейся молодёжи. Опрос проводился по шести базовым вузам города (35,29% от численности высших учебных заведений Тюменской области)[1] и выборочная совокупность составила 691 человек (0,48% от общей численности студентов)[2] из них: 667 человек (г.Тюмень) и дополнительно - 124 человека (г.Екатеринбург). В качестве респондентов выступили студент 2-4 курсов.

Степень и содержание воздействия на личность в процессе коррекции мировоззрения зависит от предрасположенности индивида к коррупционной деятельности и, следовательно, возникает потребность в количественном и качественном измерении указанных наклонностей человека.

Подавляющее число респондентов (81,52%) ответили отрицательно на возможность использования взяток при любых коллизиях, однако не стоит распространять такой результат на весь учебный процесс и тем более на будущую профессиональную деятельность (дальнейшие результаты подтверждают данное утверждение). Дисбаланс мнений зафиксирован и в ответах на вопрос: «Человек, дающий взятку, на Ваш взгляд….?» Позитивно настроенными к человеку дающему взятку оказались 33,9% опрошенных, при этом отмечают умение данного человека решать свои проблемы оперативно – 15,76%, что, как мы и указывали, характеризует активный предприимчивый жизненный стиль, столь высоко ценимый среди молодёжи. Уверенность в стандарте коррупционного поведения высказали 10,32% и, очевидно, эта категория нормоориентированных граждан попадает в группу с наибольшей степенью деформации личности. 44,33% полагают ситуацию «дачи взятки» как вынужденную меру, вызванную чередой форс-мажорных условий (иначе сложно объяснить столь высокую долю респондентов указавших на «жертву обстоятельств»).

Сложность изучаемого феномена порождает и противоречивость ответов респондентов. Так 81,52% заявили: «Взятки – это позор, я ими не пользуюсь». Однако на следующий контрольный вопрос: «Готовы ли Вы, в случае необходимости, прибегнуть к взятке?» получен иной результат, показывающий, что всего лишь 11,11% останутся непримиримыми противниками коррупционных сделок.

В той или иной мере готовность прибегнуть к такому варианту разрешения возникших проблем высказали три четверти опрошенных (74,71%), что не столь пессимистично в отношении реальных сделок, сколь негативно проявляется в отсутствии общественного порицания активных коррупционеров. Вероятно, именно нравственный вакуум по отношению к бытовой коррупции предопределяет низкий процент студентов информирующих правоохранительные органы о противоправных действиях третьих лиц (7,14%).

Ещё больше настораживает контингент обучаемых (6,92%), для которых взятка – это первый и наиболее приемлемый вариант достижения поставленных целей, впрочем, чуть далее, мы уточним данный показатель в сторону его увеличения.

Готовность давать взятку формируется из трёх взаимосвязанных факторов:

• традиционность данных действий в той социальной группе, с которой молодой человек себя идентифицирует;
• внутренних установок личности, сформированных в процессе воспитания;
• собственного опыта, как правило, связанного с борьбой мотивов и расстановкой акцентов как на процессе, так и на результате.

В данном исследовании больший интерес вызывают не конкретные факты и соответствующие им нравственные коллизии сознания индивида, а количественно-качественная трансформация мировоззрения индивида.

В общем случае, лишь двадцать процентов молодёжи (20,41%) даже в перспективе не рассчитывают на взятку для получения требуемого результата (речь идёт, вполне очевидно, об оценках). Показательным является тот факт, что разница в процентах ответивших по городам (по данной позиции) составила 0,01%, указывая на обозначенную численность как некую константу. Вполне очевиден тот факт, что нравственность не только обладает аксиологической функцией, но и на основании полученных оценок подкрепляет, либо изменяет мировоззрение индивида, формирует его мотивационную и поведенческую жизненную стратегию. Кстати, сами респонденты, возможно интуитивно, подтверждают высказанную мысль. Так на вопрос: «Если человек может, но не берёт взяток, то как бы Вы это объяснили?» 52,49% указали на наличие твёрдых принципов у честного человека, добавив к этому ещё один признак – «порядочность» (37,87%). Тот факт, что доля респондентов, выбравших такие варианты, является подавляющей (практически 90%) вселяет определённый оптимизм, который, тем не менее, слегка «тускнеет» при знакомстве с реальными поступками и их побудительными причинами среди подрастающего поколения.

Условный рейтинг коррумпированности социальных институтов выглядит, по мнению учащейся молодёжи, примерно так:

• на первом месте и безусловным лидером являются органы исполнительной власти – 32,09%, что легко объяснить, учитывая вышеописанную «неопределённость» существования и эффективность деятельности руководящих органов;
• второе место занимают учебные заведения, без конкретизации уровня – 20,52%. Следуя логике ситуативного мышления присутствующей у современной молодёжи, примем мнение респондентов на счёт высших учебных заведений, в которых они имеют честь обучаться, поскольку именно в стенах вузов, они самостоятельно оценивают обстановку и принимают ответственные решения. Таким образом, вуз является чуть ли не первым социальным институтом, где возникает система деловых отношений (связей, коммуникаций и т.п.) и в котором молодой человек осваивает приёмы взаимодействий и формирует соответствующие навыки;
• судебные органы власти оказались на третьей позиции – 18,93%, а учитывая довольно слабое знакомство с деятельностью указанной государственной структуры, молодёжь транслирует мнение собственного социального окружения и мнение, навязанное СМИ;
• далее с большим отрывом от первой тройки следуют аппараты политических партий (8,73%) и органы законодательной власти (8,5%), первые не фигурируют в анонсах новостей о коррупции, а вторые – не имеют возможности прямого доступа к самообогащению.

Данные, полученные в ходе авторского исследования, коррелируют с данными Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), полученными в ноябре 2012 г. о том, как россияне оценивают уровень коррупции в обществе и своем населенном пункте, и какие сферы признают наиболее пораженными коррупцией.[3] По оценкам россиян, степень коррумпированности общества остается высокой (75%). При этом сегодня наиболее коррумпированной сферой признаются именно местные власти (36% в 2012 г. против 26% в 2007 году). ГАИ/ГИБДД, занимавшая первое место в этом рейтинге прежде, сейчас фигурирует  в этом рейтинге чуть реже (32%). Наиболее подверженными взяточничеству признаются также полиция в целом (26%) и федеральная власть, причём её упоминают значительно чаще, чем прежде (с 12% в 2007 г. до 26% в 2012 году). Респонденты также отмечают рост коррумпированности судебной системы (с 13 до 21%).[4] Разница в оценках коррумпированности исполнительной власти в авторских исследованиях и ВЦИОМ составляет менее 4% (32,09% и 36% соответственно. Однако студенты г. Екатеринбурга более категоричны в негативных оценках коррупционной составляющей местных органов власти (40,84%).

Среди связывающих своё профессиональное будущее с Россией конкретно обозначили свою позицию треть респондентов (29,02%), что указывает на «привязанность обучаемых» к местам постоянного проживания и обоснованные опасения о востребованности их знаний и умений за пределами страны (лишь 1,7% нацелены в трудоустройстве на ближнее зарубежье).

Молодёжь, не обладая жизненным опытом, чаще опирается на ситуативные, спонтанно возникающие решения, которые, не имея логического обоснования, закрепляются в сознании не в качестве стандартов поведения, но в поведенческих мотивациях. Это приводит личность к необходимости контрастного восприятия внешней среды и социального окружения в частности, происходит категоричное деление на «чёрное и белое», «добро и зло», «своих и чужих», «для всех и для себя» и т.п. При таком раскладе декларируемые нормы для всех значительно жёстче, чем нормы для себя лично.

Для расчёта коррупционного потенциала на основе данных авторского исследования представилось возможным выделить ряд индексов характеризующих степень влияния персонифицированной деформации на конечный результат – коррупционный потенциал и степень необратимости происходящих в сознании человека трансформаций.

Наиболее значимый индекс (признак – высокий) имеет индекс личностной деформации, именно он характеризует устойчивые привычки человека, приобретённые в процессе жизнедеятельности. «Средним» признаком наделён индекс нравственной деформации. Профессиональная деформация с низким признаком, тем не менее, представляет фактологическую основу коррупционных действий. Низкий статус индекса обусловлен пластичностью в тактике и стратегии поведения человека в профессиональной среде.

Из 52,68% лиц с предрасположенностью к коррупционной деятельности в г. Тюмени 59,89% (31,55% по общей выборке г. Тюмень) имеют низкий уровень; 32,97% (17,37%) – средний и лишь 7,14% (3,76%) – высокий. В Екатеринбурге, соответственно из 54,45% указанной группы: 67,3% (36,65% по общей выборке г. Екатеринбурга) – низкий; 25,96% (14,14%) – средний; 6,73% (3,66%) – высокий. Т.о. по параметру предрасположенности ситуация хуже в городе ТЭК в связи с преобладанием среднего и высокого уровней.

Из числа опрошенных лишь каждый пятый (20,12%) респондент обнаруживает не только негативное отношение к изучаемому феномену, но и имеет все предпосылки для активного противодействия коррупционным действиям со стороны окружающих. Половина опрошенных (52,68%) имеет склонность (возможность) использовать в своей повседневной практике незаконные методы и приёмы достижения жизненных целей. Это указывает на доминирование социальных установок коррупционной направленности в молодёжной среде, ведь с учётом лиц с критическим коррупционным потенциалом, доля доминантов антиценностей возрастает до 77,43%. Такая ситуация «развращает», рано или поздно, даже тех, кто изначально фиксировал устойчивые положительные установки. 2,46% - доля потенциальных коррупционеров отличительной характеристикой которых является не только регулярное использование асоциальных средств, но такие средства для них являются концептуально приоритетными.

Подробно останавливаться на нравственных нюансах, по мнению авторов, нецелесообразно, так как само исследование имеет статус пилотного и не претендует на абсолютную репрезентативность, оно намечает вероятные направления глубинных исследований (при соответствующей корректировки структуры вопросов и их психологического содержания). Стоит лишь отметить, что разница индекса нравственной деформации Тюмени и Екатеринбурга составляет 1,7 ед. Группа лиц с критическим коррупционным потенциалом (зона «С») образована пятой частью респондентов (22,68%), что указывает на ту долю молодёжи, которая не только регулярно прибегает к названным противозаконным действиям, но и оказывает существенное «воспитательное» воздействие. Следует также отметить и тот факт, что исследование проводилось в высших учебных заведениях, поэтому логично предположить, что существенным является и доля преподавателей, склонных проявлять лояльность к представителям данной группы, а это уже совершенно иной уровень в механизме, повышающий коррупционный потенциал населения.

Литература

1. Официальный сайт Территориального органа Федеральной государственной статистики по Тюменской области. URL: https://tumstat.gks.ru
2. Официальный сайт Территориального органа Федеральной государственной статистики по Тюменской области. Образовательные учреждения, реализующие программы высшего профессионального образования. URL: https://tumstat.gks.ru
3. Инициативный всероссийский опрос ВЦИОМ проведён 24-25 ноября 2012 г. Опрошено 1600 человек в 138 населённых пунктах в 46 областях, краях и республиках России. Статистическая погрешность не превышает 3,4%. 29 ноября 2012 г. URL: https://wciom.ru/
4. Официальный сайт ВЦИОМ. «Коррупция: где она живёт и процветает?» Пресс-выпуск №2177. URL: https://wciom.ru/

Опубликовано: Модернизационный потенциал и социальные практики – основа конкурентоспособности и консолидации российских регионов: Материалы III Тюменского социологического форума. 3-4 октября 2013 г. / Под ред. М.М. Акулич, Г.С. Корепанова. Тюмень: Тюменская областная Дума, ФГБОУ ВПО «Тюменский государственный университет», 2013.С 453-457.