Обоснованность законодательной модели состава содействия террористической деятельности и ответственности за это деяние

Казалось бы, формулирование уголовно-правовой нормы, содержащейся в ст.205.1 УК РФ, направлено на исполнение принятых на себя Россией международно-правовых обязательств, тем более, что состав содействия террористической деятельности сконструирован как усеченный: преступление считается оконченным с момента оказания содействия в целях совершения преступлений террористического характера, независимо от того, будет ли соответствующее преступление фактически совершено и будет ли при этом использоваться оказанное лицом содействие. Однако более глубокий анализ позволяет усомниться в оптимальности избранных средств. Кроме того, выделение в самостоятельный состав содействия конкретным преступлениям террористического характера (как и вовлечения в и их совершение) не согласуется с концептуальными подходами уголовного права к ответственности за соучастие в преступлении, принципом дифференциации ответственности.

Автор: Хабаров А.В.

Самостоятельная норма об уголовной ответственности за содействие террористической деятельности, именовавшаяся «Вовлечение в совершение преступлений террористического характера или иное содействие их совершению» (ст.205.1 УК РФ) была введена Федеральным законом от 24 июля 2002 года № 103-ФЗ[1] и действовала с 28 июля 2002 года. Указанная норма устанавливала ответственность за вовлечение лица в совершение преступления, предусмотренного статьями 205, 206, 208, 211, 277 и 360 УК РФ, или склонение лица к участию в деятельности террористической организации, вооружение либо обучение лица в целях совершения указанных преступлений, а равно финансирование акта терроризма либо террористической организации.

Включение в уголовное законодательство указанной нормы было обусловлено подписанием и ратификацией Российской Федерацией Международной конвенции ООН от 9 декабря 1999 года “О борьбе с финансированием терроризма”[2] (далее – Конвенция). Конвенция была ратифицирована Федеральным законом от 10 июля 2002 года № 88-ФЗ[3] и вступила в силу для России 27 декабря 2002 года.

Статьей 2 Конвенции предусмотрено, что любое лицо совершает преступление, если оно любыми методами, прямо или косвенно, незаконно и умышленно предоставляет средства или осуществляет их сбор с намерением, чтобы они использовались, или при осознании того, что они будут использованы, полностью или частично, для совершения:

• какого-либо деяния, представляющего собой преступление согласно сфере применения одного из договоров, перечисленных в Приложении (где указаны международные конвенции, посвященные борьбе с основными преступлениями террористического характера);
• любого другого деяния, направленного на то, чтобы вызвать смерть какого-либо гражданского лица или любого другого лица, не принимающего активного участия в военных действиях в ситуации вооруженного конфликта, или причинить ему тяжкое телесное повреждение, когда цель такого деяния в силу его характера или контекста заключается в том, чтобы запугать население или заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения. Для того чтобы какое-либо деяние составило преступление, необязательно, чтобы средства фактически использовались для совершения упомянутого преступления.

Любое лицо также совершает преступление, если оно:

• участвует в качестве соучастника в совершении какого-либо из указанных преступлений;
• организует других лиц или руководит ими с целью совершения какого-либо из преступлений;
• способствует совершению одного или нескольких преступлений группой лиц, действующих с общей целью. Такое содействие должно носить умышленный характер и должно оказываться либо в целях поддержки преступной деятельности или преступных целей группы, либо при осознании умысла группы совершить одно из таких преступлений.

Согласно статье 4 Конвенции, каждое государство-участник принимает такие меры, которые могут оказаться необходимыми:

• для признания уголовными преступлениями согласно его внутреннему праву преступлений, указанных в статье 2;
• для установления за эти преступления соразмерных наказаний с учетом тяжести этих преступлений.

После принятия Федерального закона от 6 марта 2006 года № 35-ФЗ «О противодействии терроризму»[4] и ратификации Федеральным законом от 20 апреля 2006 года № 56-ФЗ[5] Конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма от 16 мая 2005 года статья 205.1 УК РФ была изложена в новой редакции Федеральным законом от 27 июля 2006 года № 153-ФЗ[6]. Новая редакция данной статьи, действующая с 30 июля 2006 года, именует состав преступления «содействием террористической деятельности» и предусматривает уголовную ответственность за склонение, вербовку или иное вовлечение лица в совершение хотя бы одного из преступлений, предусмотренных статьями 205, 206, 208, 211, 277, 278, 279 и 360 УК РФ, вооружение или подготовку лица в целях совершения хотя бы одного из указанных преступлений, а равно финансирование терроризма.

Казалось бы, формулирование уголовно-правовой нормы, содержащейся в ст.205.1 УК РФ, направлено на исполнение принятых на себя Россией международно-правовых обязательств[7], тем более, что состав содействия террористической деятельности сконструирован как усеченный: преступление считается оконченным с момента оказания содействия в целях совершения преступлений террористического характера, независимо от того, будет ли соответствующее преступление фактически совершено и будет ли при этом использоваться оказанное лицом содействие.

Однако более глубокий анализ позволяет усомниться в оптимальности избранных средств.

Во-первых, стоит обратить внимание, что Конвенция предлагает государствам – участникам криминализировать указанные формы поведения, но вовсе не настаивает на конструировании самостоятельного состава преступления, охватывающего разные формы содействия различным преступлениям террористического характера.

Во-вторых, напротив, Конвенция считает необходимым установление за эти преступления, связанные с содействием преступлениям террористического характера, соразмерных наказаний с учетом тяжести этих преступлений, т.е., другими словами, надлежащее обеспечение дифференциации уголовной ответственности за них.

В-третьих, Конвенция не подразумевает, что если при оказании содействия преступление террористического характера фактически не было совершено, то ответственность должна наступать как за оконченное преступление.

Как нетрудно заметить, большинство деяний, описанных в ст.205.1 УК РФ, представляют собой ничто иное, как соучастие в указанных в этой норме преступлениях террористического характера. Вовлечение другого лица в совершение преступления (включая его «склонение» или «вербовку», которые отделены от «иного вовлечения» с использованием совершенно непонятного критерия) представляет собой подстрекательство к преступлению (ч.4 ст.33 УК РФ). Вооружение или подготовка лица в целях совершения указанных преступлений, а равно финансирование конкретного акта терроризма – это пособничество в преступлениях в форме дачи советов или указаний, предоставления информации, средств или орудий совершения преступления (ч.5 ст.33 УК РФ). Лишь склонение лица к участию в деятельности террористической организации и финансирование такой организации, предусматривавшиеся в первоначальной редакции ст.205.1 УК РФ (но в большей части исключенные из нее с 30 июля 2006 года), могли не быть связаны с соучастием в конкретном преступлении террористического характера.

В связи с этим, самостоятельная криминализация данных форм деятельности, содействующей терроризму, еще можно было как-то оправдать[8]. В настоящее время определение финансирования терроризма, даваемое в примечании 1 к ст.205.1 УК РФ практически исключает возможность отнесения к нему каких-либо действий, не образующих соучастия в том или ином преступлении террористического характера.

Выделение в самостоятельный состав содействия конкретным преступлениям террористического характера (как и вовлечения в и их совершение) не согласуется с концептуальными подходами уголовного права к ответственности за соучастие в преступлении, принципом дифференциации ответственности.

1. Санкция за преступление, предусмотренное ст.205.1 УК РФ, не согласована (да она и не может быть согласована) с санкциями за те преступления, о соучастии в которых фактически идет речь. Рассматриваемая норма устанавливает равную ответственность за вовлечение другого лица (т.е. за подстрекательство) и за вооружение, подготовку или финансирование (т.е. за пособничество) в целях совершения совершенно различных преступлений террористического характера.

Так, за вовлечение (вооружение, обучение) другого лица в совершение преступления, предусмотренного ч.3 ст.205 (т.е. особо квалифицированного терроризма), если при вовлечении не использовалось служебное положение, максимальное наказание (в соответствии с ч.1 ст.205.1 УК РФ) составляет 8 лет лишения свободы, хотя за сам особо квалифицированный терроризм может быть назначено лишение свободы на срок 20 лет или даже пожизненное лишение свободы. За преступление, предусмотренное ст.277 УК РФ (посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля), и вовсе в качестве альтернативы установлена смертная казнь; а вот наказание за соучастие в нем в формах, описанных в ст.205.1 УК РФ, опять же не может превышать 8 лет лишения свободы.

Наоборот, за соответствующее соучастие с использованием лицом своего служебного положения во вступлении другого лица в незаконное вооруженное формирование либо в нападении на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой, в соответствии с ч.2 ст.205.1 УК РФ максимальное наказание установлено в виде лишения свободы на срок 15 лет, тогда как за само совершение таких преступлений соответственно ч.2 ст.208 и ч.1 ст.360 УК РФ предусматривают не более 5 лет лишения свободы.

Между тем, действующий российский уголовный закон основывается на том, что соучастники преступления (при отсутствии эксцесса исполнителя и некоторых других исключений) подлежат уголовной ответственности за одно и то же преступление, с квалификацией их деяния по одной и той же норме УК РФ, логическим следствием чего является и применение ко всем соучастникам одной и той же санкции, т.е. одних и тех же пределов, в рамках которых суд вправе избрать каждому из соучастников меру наказания (с учетом характера и степени фактического участия в совершении преступления).

Уравнивание уголовной ответственности за соучастие в различных по степени опасности преступлениях недопустимо как с точки зрения основных начал российского уголовного законодательства, так и с позиции упомянутых положений Конвенции.

Интересно, что если соучастие в преступлениях террористического характера выразилось в иной форме, чем указано в ст.205.1 УК РФ (например, если пособничество в преступлении выражалось в предоставлении других орудий или средств преступления, нежели оружие или финансовые средства, в устранении препятствий к совершению преступления, предоставлении информации, но не обучении, подготовке другого лица и т.п.), то содеянное должно будет квалифицироваться уже не по ст.205.1 УК РФ, а именно как соучастие в том или ином преступлении из числа предусмотренных ст.ст.205, 206, 208, 211, 277, 278, 279 или 360 УК РФ.

Таким образом, различие в форме пособничества в преступлении террористического характера, которое вряд ли имеет существенное значение с точки зрения опасности содеянного, вызывает существенно различную уголовно-правовую оценку содеянного с совершенно различными пределами ответственности.

2. Говорить о том, что усеченные составы преступлений являются средством дифференциации уголовной ответственности, можно только в отрицательном смысле. Внимательное изучение данного вопроса, напротив, свидетельствует, что конструирование большинства усеченных составов фактически нивелирует все те общие средства дифференциации уголовной ответственности, которые имеются в уголовном законе.

Речь, в первую очередь, идет о том, что в отношении преступлений с усеченным составом не применяются положения об ограничении максимального предела наказания за приготовление к преступлению и покушение на преступление, установленные ст.66 УК РФ.

Аргумент о повышенной опасности таких преступлений в данном вопросе ни в чем не убеждает потому, как сравнение их опасности с опасностью каких-либо других преступлений с иной конструкцией состава никак не объясняет фактическое уравнивание ответственности за оконченное и фактически (не юридически) оконченное преступление.

В конечном итоге, более высокая степень опасности таких преступлений должна найти выражение в более строгой санкции. Гораздо важнее здесь то, что фактически завершенное преступление независимо от конструкции его состава более опасно, чем только начатое (а тем более готовящееся) преступление.

Никем из специалистов в области уголовного права данный постулат под сомнение не ставился или, по крайней мере, аргументированно не опровергался. Соответственно, нет и никакого удовлетворительного объяснения, почему преступления с усеченными составами выводятся из-под действия общего правила дифференциации уголовной ответственности за неоконченные и оконченные преступления.

Также не убеждает и аргумент о необходимости конструирования усеченных составов для пресечения их на более ранних стадиях[9]. Именно для решения такой задачи и предназначен в уголовном праве институт неоконченных преступлений, и не ясно, в чем его недостаточность в этом отношении.

Институт неоконченного преступления не срабатывает здесь только в отношении преступлений, составы которых усечены до стадии приготовления к тем преступным деяниям, которые сами по себе являются преступлениями небольшой или средней тяжести, поскольку приготовления к таким преступлениям уголовной ответственности, согласно ч.2 ст.30 УК РФ, не влекут (из числа упомянутых в ст.205.1 УК РФ преступлений к числу преступлений средней тяжести относятся преступления, предусмотренные ч.2 ст.208 и ч.1 ст.360 УК РФ). Но и в этом случае гораздо логичнее было бы не формулировать усеченный состав, а предусмотреть в соответствующей норме Особенной части УК РФ примечание, которым бы делалось исключение из общего правила ч.2 ст.30 УК РФ и предусматривалось, что по соответствующей норме (со ссылкой ч.1 ст.30 УК РФ и с применением всех иных правил об ответственности за неоконченные преступления) может нести ответственность лицо, совершившее некоторые приготовительные действия.

Итак, все вышеизложенное позволяет прийти к выводу о том, что выделение в ст.205.1 УК РФ самостоятельного состава содействия террористической деятельности, охватывающего подстрекательство и некоторые формы пособничества к различным преступлениям террористического характера, не может быть признано целесообразным. Эти деяния должны влечь ответственность в соответствии с общими положениями о соучастии в преступлении.

Литература

1. Собрание законодательства Российской Федерации. – 2002. – № 30. – Ст.3020.
2. Собрание законодательства Российской Федерации. – 2003. – № 12. – Ст.1059.
3. Собрание законодательства Российской Федерации. – 2002. – № 28. – Ст.2792.
4. Собрание законодательства Российской Федерации. – 2006. – № 11. – Ст.1146.
5. Собрание законодательства Российской Федерации. – 2006. – № 17 (часть 1). – Ст.1785.
6. Собрание законодательства Российской Федерации. – 2006. – № 31 (часть 1). – Ст.3452.
7. Стешин А.Ю. Правовое обеспечение противодействия финансированию террористической деятельности // Законодательство. – 2004. – № 10. – С.67.
8. Там же. С.68.
9. Мальцев В.В. Проблема уголовно-правовой оценки общественно опасных последствий. – Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1989. – С.57.

Опубликовано: Государство и гражданское общество: правовые проблемы взаимодействия: Сборник статей по итогам Международно-практической конференции. Туапсе, 18 – 19 сентября 2006 г. / Под ред. доктора юридических наук, профессора Г.Н. Чеботарева. Тюмень: Издательство Тюменского государственного университета, 2007.