Формирование понятия «коррупционные преступления» с точки зрения закона и уголовной статистики

В научном обороте уже укрепились такие понятия как «коррупционные преступления», «коррупционные правонарушения», «преступления коррупционной направленности».  Вместе с тем, отождествлять понятия «коррупционные преступления» и «преступления коррупционной направленности» нельзя. Первые отражают суть коррупции, а вторые – с ней тесно связаны.

Автор: Бугаевская Н.В.

В научном обороте уже укрепились такие понятия как «коррупционные преступления», «коррупционные правонарушения», «преступления коррупционной направленности» [3, с. 4; 6, с 9]. Комментарии к Федеральному закону РФ от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» (далее Федеральный закон «О противодействии коррупции») содержат относительно разные перечни коррупционных преступлений, будучи едины только в одном – указании на ст.ст. 285, 291, 290, 201, 204 УК РФ как несомненно коррупционные преступления.

Появившийся в конце 2010 года Перечень №23 в Указании Генеральной прокуратуры РФ № 450/85, МВД РФ №3 от 28.12 2010г. «О введении в действие Перечней статей УК РФ, используемых при формировании статистической отчетности» (далее Перечень №23)[7] сыграл роль устранителя технической проблемы – отсутствия эффективного учета преступлений коррупционной направленности. Хотя все же отождествлять понятия «коррупционные преступления» и «преступления коррупционной направленности» нельзя. Первые отражают суть коррупции, а вторые – с ней тесно связаны. Тем не менее, именно по выше указанному документу, имеющему существенные расхождения с Федеральным законом «О противодействии коррупции», осуществляется ведение статистики данных преступлений.

Так, по мнению авторов данного перечня, к преступлениям коррупционной направленности относятся противоправные деяния только при наличии следующих прежде всего субъективных признаков: надлежащих субъектов (прим. к ст.ст. 201, 285); связи деяния со служебным положением субъекта, отступлением от его прямых прав и обязанностей; обязательного наличия у субъекта корыстного мотива (деяние связано с получением им имущественных прав и выгод для себя или для третьих лиц); совершения преступления только с прямым умыслом.

Таким образом, субъективные признаки коррупции  являются по сути определяющими факторами для уточнения признаков и состава коррупционного преступления.

При этом, отмечается, что исключением являются преступления, хотя и не отвечающие указанным требованиям, но относящиеся к коррупционным в соответствии с ратифицированными Российской Федерацией международно-правовыми актами и национальным законодательством, а также связанные с подготовкой условий для получения должностным лицом, государственным служащим и служащим органов местного самоуправления, а также лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуги имущественного характера, иных имущественных прав либо незаконного представления такой выгоды.

Это, например, такие составы преступлений как легализация (отмыванием) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем (ст. ст. 174, 174.1 УК РФ), приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем (ст. 175 УК РФ), недопущение, ограничение или устранение конкуренции (ст. 178 УК РФ) и др.

Анализ указанных в Перечне №23 признаков преступлений коррупционной направленности позволяет согласиться с тем, что к субъектам данных преступлений, действительно, стоит относить должностных лиц, а также лиц, выполняющих управленческие функции в коммерческой или иной организации. Относительно последних возникает вопрос: почему они, как уточняется в Перечне №23, будут субъектами коррупционных преступлений только тогда, когда действуют в интересах юридического лица?

Учитывая примечание 2 к ст. 201 УК РФ уголовное преследование в отношении лиц, выполняющих управленческие функции в коммерческих организациях (за исключением государственных или муниципальных предприятий), осуществляется по заявлению этих организаций, если вред причинен именно им и только им. Но здесь речь идет о причинении ущерба, а не об извлечении выгоды в чьих-то интересах. К тому же составы преступлений злоупотребление полномочиями (ст. 201), коммерческий подкуп (ч. 3-4 ст. 204 УК РФ) явно излагают цель поведения лица -   извлечение выгод и преимуществ для себя или других лиц (отнюдь не в пользу юридических лиц) либо нанесение вреда другим лицам.

Наблюдается явное противоречие: конструкции составов преступлений (ст. 201, 204 УК РФ) не предусматривают возможности совершения преступлений в том варианте, который указан в Перечне №23. Причем дальнейшее указание в том же Перечне № 23 на корыстный мотив как обязательное условие отнесения деяния к преступлениям коррупционной направленности подтверждает невозможность совершения лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, преступления от имени или в интересах юридического лица.

Другим непонятным обстоятельством является отсутствие указания на таких субъектов преступления как государственные и муниципальные служащие, не являющиеся должностными лицами, деяния которых также могут быть в числе коррупционных. Например, это такие преступления как служебный подлог (ст. 292 УК РФ), незаконная выдача паспорта гражданину РФ, а равно внесение заведомо ложных сведений в документы, повлекшее незаконное приобретение гражданства РФ (ч. 1 ст. 292.1 УК РФ), которые также совершаются путем злоупотребления лицом своими правами и обязанностями по службе, с корыстными устремлениями, причиняют вред интересам службы, при этом наряду с должностными лицами, –  в том числе государственными и муниципальными служащими, не являющимися таковыми. Здесь видится явное противоречие не только определению коррупции, но и конвенционным стандартам, которые требуют признавать любых публичных служащих субъектами коррупции (причем без разделения на должностных лиц и государственных и муниципальных служащих, не являющихся должностными лицами)[5, с.11].

Такой признак преступлений коррупционной направленности как связь деяния со служебным положением достаточно вольно толкуется составителями Перечня №23. Так, воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности (ст. 169 УК РФ) на практике представляет собой деяние должностного лица, совершенное с прямым умыслом, нарушающее установленный законом порядок предпринимательской и иной экономической деятельности, а также конституционные права граждан на осуществление такой деятельности [4, с. 362].

При наличии корыстного мотива это ничто иное как коррупционное преступление. В таком случае оно также охватывается той же сложной терминологической конструкцией из понятия коррупции как «иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общества или государства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц», так как по субъектному составу данное преступление – это злоупотребление должностного лица своими полномочиями. Тем более не ясно, почему в Перечне №23 воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности (ст. 169 УК РФ) относится к числу преступлений коррупционной направленности только при наличии сведений о совершении преступления, связанного с подготовкой, в том числе мнимой, условий для получения должностным лицом взятки, тогда как при наличии корыстного мотива оно само по себе являет вид служебного злоупотребления.

Кроме названных, имеются и другие противоречия содержания Перечня №23 Федеральному закону РФ «О противодействии коррупции».

В Перечне №23 указана необходимость наличия таких критериев для преступления коррупционной направленности как корыстный мотив (деяние связано с получением им имущественных прав и выгод для себя или для третьих лиц) и прямой умысел (хотя более приемлемой, думается, является обратная последовательность изложения признаков - вина, затем мотив).

Безусловно, что любое коррупционное преступление совершается с прямым умыслом, то есть лицо осознает общественную опасность своих действий (бездействия), предвидит возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желает их наступления. В этой связи, например, такой состав из числа должностных преступлений как халатность (ст. 293 УК РФ) не вписывается в формулируемые признаки, хотя также деяние связано со службой и совершается должностным лицом.

Относительно корыстного побуждения, ФЗ «О противодействии коррупции» явно указывает на «получение выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц», но только не как на мотив, а как цель совершения данного преступления.

Позволю себе некоторое отступление в сторону теории уголовного права, а именно относительно элементов и признаков состава преступления, согласно которой мотив преступления – это осознанное внутреннее побужде­ние, которым руководствовалось лицо при совершении обще­ственно опасного деяния. Цель преступления – это тот желаемый результат, который стремится достичь лицо, совершая общественно опасное деяние. Мотив и цель как признаки субъективной стороны состава преступления взаимосвязаны и взаимообусловлены, но все же они определяют разные стороны психической деятельности человека. Мотив – внутренний стимулятор поведения, он определяет причины совершения деяния, а цель задает направление деятельности, характеризует итог преступной деятельности, к которому устремлен виновный.

Таким образом, снова наблюдается расхождение в определении признаков коррупции в Перечне № 23 и ФЗ «О противодействии коррупции». Если же обратиться к УК РФ, то составы преступлений, такие как злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ), злоупотребление полномочиями (ст. 201 УК РФ) в своей внутренней структуре имеют указание на корыстный мотив как признак преступления. В составах мошенничества, присвоения и растраты, позиционируемых как преступления коррупционной направленности – речь идет о корыстной цели совершения преступления. В статьях 285.1, 285.2, 286 УК РФ и др., которые закрепляют специальные нормы по отношению к общей – злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ), вообще не указан ни мотив, ни цель совершения преступления. Стоит согласиться, что в последнем случае можно предположить: так как в общей норме есть указание на мотив – корыстные побуждения, то он может иметь распространение и на специальные, частные случаи данных преступлений, однако будет являться факультативным признаком состава, не входящим в предмет доказывания.

С другой стороны, для составов преступлений, закрепленных в статьях 291, 291.1, ч.1-2 ст. 204 УК РФ, ни корыстный мотив, ни цель не согласуются с внутренней сутью данных преступлений, что и подчеркивается в ФЗ «О противодействии коррупции». Там указано, что целью таковых деяний является «незаконное предоставление … выгоды указанному лицу другими физическими лицами».

Оставляя за собой право, считать термины «коррупционные преступления» и «преступления коррупционной направленности» различными по содержанию и по объему, отмечу следующее.

Основным актом, который определяет понятие коррупции, является Федеральный закон «О противодействии коррупции». Он обладает большей юридической силой, поэтому в первую очередь ориентироваться при определении коррупциогенности преступления следует на него, а затем уже на Указание Генеральной прокуратуры РФ № 52-11 и Министерства внутренних дел РФ № 2 от 15 февраля 2012 г. «О введение в действие Перечней статей Уголовного кодекса РФ, используемых при формировании статистической отчетности» как на уточняющий документ.

В то же время «преступления коррупционной направленности» - понятие весьма широкое, которое дает основание включать в него и собственно деяния, являющие собой сущность коррупции, такие как, например, получение взятки, дача взятки, коммерческий подкуп, другие проявления подкупа, и деяния, которые сопутствуют им (как, например, указанные в ст. ст. 174, 174.1, 175, ч. 3 ст. 210 УК РФ). Данная тенденция в последние годы является весьма заметной, так как появились в науке и практике, например, такие собирательные понятия как: «преступления экстремистской направленности», «преступления террористического характера» и др.

С другой стороны, термин «коррупционные преступления» также активно используется и порой вовсе без определения границ его использования. Считаю, что совершенно необходимо разграничить понятия «коррупционные преступления» и «преступления коррупционной направленности», наполнив данные понятия конкретным содержанием. Но если с одной из данных задач уже справились составители Перечня № 23 (хотя и не вполне успешно), то другая – определение параметров понятия «коррупционное преступление» - еще не решена окончательно и не отражена на уровне законов или подзаконных нормативных актов.

Источники и литература

1. Федеральный закон РФ от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» // Российская газета. 2008. 30 декабря.
2. Указание Генеральной прокуратуры РФ № 52-11 и Министерства внутренних дел РФ № 2 от 15 февраля 2012 г. «О введение в действие Перечней статей Уголовного кодекса РФ, используемых при формировании статистической отчетности».
3. Астанин В.В. Научно-практический комментарий к Федеральному закону от 25 декабря 2008 г. №273-ФЗ «О противодействии коррупции» (постатейный) // М.: Юридический центр Пресс, 2009.
4. Комментарий к Уголовному кодексу РФ (постатейный) / Отв. ред. А.И. Рарог. – М., Проспект, 2011.
5. Конвенция Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию (ETS № 173) от 27 января 1999 г.// Совет Европы и Россия. – 2002. – № 2. – С. 23-49.
6. Молчанов С.В., Спектор А.А., Туманов Э.В. Научно-практический комментарий к Федеральному закону от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» // М.: Юркомпани, 2009.
7. В настоящее время данный перечень действует в редакции Указания Генеральной прокуратуры РФ № 52-11 и Министерства внутренних дел РФ № 2 от 15 февраля 2012 г. «О введение в действие Перечней статей Уголовного кодекса РФ, используемых при формировании статистической отчетности»

Опубликовано: Совершенствование деятельности правоохранительных органов по борьбе с преступностью в современных условиях». Материалы международной научно-практической конференции (1-2 ноября 2013). Выпуск 10. Часть 1. Тюмень: ТГАМЭУП, 2013.